Ответы на типичные возражения, часть VI: Вера и наука

Христианская вера противоречит науке; на протяжении всей истории Церковь препятствовала прогрессу и преследовала великих учёных и мыслителей.
Ответ: Относительно противоречия науке сами учёные зачастую придерживаются прямо противоположного мнения. Лучшие умы человечества, стоящие у истоков современной науки, были не только глубоко верующими людьми, но и выступали в защиту Христианства (в частности, Блёз Паскаль до самой смерти работал над главным трудом своей жизни – «Апологии христианской религии», который после смерти учёного был издан в виде сборника набросок и заметок под названием «Мысли»). «Религия и естествознание не исключают друг друга, как кое-кто ныне думает или опасается, а дополняют и обуславливают друг друга. Самым непосредственным доказательством совместимости религии и естествознания, даже при самом критическом взгляде на вещи, вероятно, является тот исторический факт, что глубокой религиозностью были проникнуты как раз самые великие естествоиспытатели всех времен – Кеплер, Ньютон, Лейбниц... Для правильного понимания этого нет лучшего средства, чем продолжить усилия, направленные на углубление постижения задач и сущности, с одной стороны, естественнонаучного познания, с другой – религиозной веры. Тогда станет все более очевидно, что даже при различии методов (наука преимущественно пользуется разумом, а религия – верой) смысл работы и направление прогресса полностью совпадают» (Макс Планк. Доклад, прочитанный в мае 1937 года в Дерптском (Тартуском) университете. Воспроизведено по тексту, опубликованному в журнале "Вопросы философии" (№ 8, 1990 г.).
Противостояние науки и религии – по большей части миф, культивируемый антицерковно настроенными либералами, которые для достижения своих целей не останавливались даже перед сознательной фальсификацией. В качестве примера можно привести «Историю жизни и путешествий Христофора Колумба» Вашингтона Ирвинга (1828), где главный герой отважно выступает оппонентом церковных авторитетов, утверждавших, что земля плоская. На самом же деле, к XV в. сомнений в шарообразности земли практически не оставалось ни в научных, ни в церковных кругах (Jeffrey Burton Russell, Inventing the Flat Earth: Columbus and Modern Historians. Westport, CT: Praeger, 1991). Ещё за много столетий до упомянутых событий архиепископ Исидор Севильский (560–636) отразил это в составленной им 20-томной «Этимологии» (лат. Etymologiarum) – своего рода энциклопедии по различным отраслям знаний, бенедиктинский монах Беда Достопочтенный (672–735) доказывал шарообразность Земли естественно-научными аргументами (De temporum ratione), а Фома Аквинский (1225–1274), один из наиболее авторитетных католических богословов, в своей Summa Theologica приводил шарообразность Земли в качестве примера общеизвестного факта, который по-разному доказывается астрономами, математиками и физиками – что и отражено, в частности, в наиболее авторитетном учебнике астрономии XIII в. De sphaera mundi, изучавшемся во всех европейских университетах на протяжении сотен лет. (А ведь и до сих пор находятся люди, искренне верящие, что «Религия ТОРМОЗИЛА ЗНАНИЕ. Человечество не должно было знать, что Земля круглая» – дословная цитата из комментария к моей статье о фильме Zeitgeist.)

Схематическая карта Земли
«Этимологии» Исидора Севильского, издание XII в.
Изображение находится в общественном достоянии

Иллюстрация из De sphaera mundi, изд. 1550 г.
Изображение находится в общественном достоянии

Проблемы возникали тогда, когда Церковь начинала вмешиваться в вопросы, напрямую не относящиеся к её компетенции, оказывалясь при этом в зависимости от далеко не совершенных научных представлений своей эпохи и действуя абсолютно неприемлемыми методами.
Также не стоит забывать и о том, что на протяжении всей истории наука всегда обслуживала те или иные идеологические заказы, и наш «прогрессивный» век отнюдь не является исключением. Ещё совсем недавно в СССР вне закона были объявлены генетика и кибернетика (вообще, довольно часто проблемы учёным создавали не «религиозные мракобесы» а их же просвещённые коллеги: так, венгерский врач Игнац Земмельвайс (1818–1865), настаивавший на стерилизации рук и антисептической обработке инструментов перед обследованием рожениц, в результате травли лишился рассудка, основателя теории множеств Георга Кантора (1845–1918) называли «научным шарлатаном» и «развратителем молодёжи», а августинский монах(!) Грегор Мендель (1822–1884), заложивший основы генетики, столкнулся с непониманием отнюдь не в своём монастыре, где в течение многих лет проводил эксперименты, а именно в научном мире); в то же время в обязательном порядке во всех вузах изучался «Научный коммунизм»; сейчас роль общественно-политических наук, к примеру, в стабильно занимающем первые строчки в мировых рейтингах Гарвардском университете, играют «Афро-американские исследования». Не исчезли также догматизм и инквизиция: во многих университетах США попытки упомянуть о вполне реальных проблемах эволюционной теории влекут за собой стандартные обвинения в «мракобесии» и «религиозной пропаганде» (и реакцию т.н. «правозащитников» – своего рода сторожевых псов секуляризма и левого либерализма), а «неполиткорректные» (читай еретические) взгляды и даже высказывания – cоответственно в расизме, сексизме, шовинизме и прочих «измах» со всеми вытекающими последствиями (не так давно президенту того же Гарварда Ларри Саммерсу пришлось уйти в отставку за своё высказывание о разных врождённых способностях мужчин и женщин к наукам – об опровержении столь «неполиткорректного» мнения с позиций науки речи не шло). К слову, во времена «дремучего средневековья» в университетских диспутах – как это ни покажется кому-то странным, в университетах, основанных на базе и под патронажем монастырей, студенты должны были уметь не только логически мыслить (курс логики был одним из первых), но и отстаивать своё мнение в диспутах – категорически запрещалось обвинять оппонента в ереси, а участникам гарантировалась безопасность (Послушник и школяр, наставник и магистр: Средневековая педагогика в лицах и текстах / Под ред. В.Г. Безрогова. М., 1996) – современные же «прогрессивные» левые либералы предпочитают не связывать себя отжившими средневековыми предрассудками и охотно используют подобные грязные приёмы в отношении тех, чьи взгляды не соответствуют их «генеральной линии» (или кто проявляет недостаточную приверженность «культурному многообразию» (diversity)). Остаётся лишь вспомнить пресловутую «позитивную дискриминацию» (affirmative action), используемую в качестве критерия для аккредитации (или отказа в оной) высших учебных заведений, чтобы окончательно убедиться в идеологической ангажированности секуляризованного научного мира.
Возвращаясь к Христианству, нет никаких оснований говорить о его враждебности по отношению к научному знанию. В Библии не содержится ничего, что могло бы оказаться преткновением для образованного человека или даже учёного – если не пытаться истолковывать буквально отдельные отрывки, в которых используется не научный, а образный язык, понятный людям того времени (мы и сейчас говорим о восходе и заходе солнца, хотя на самом деле имеется в виду вращение Земли). Более того, Писание специально не занимается научными вопросами, у него совершенно другое назначение. Как писал М.В.Ломоносов, «Создатель дал роду человеческому две Книги. В одной показал Свое величество, в другой — Свою волю. Первая — видимый сей мир, Им созданный... Вторая Книга — Священное Писание. Нездраворассудителен математик, ежели он хочет Божескую волю вымерять циркулом. Таков же и Богословия учитель, если он думает, что по Псалтире научиться можно астрономии или химии».
Остаётся лишь подвести итог сказанному словами процитированного в начале Макса Планка: «Следует неутомимо и непрестанно продолжать борьбу со скептицизмом и догматизмом, с неверием и суеверием, которую совместно ведут религия и естествознание, а целеуказающий лозунг в этой борьбе всегда гласил и будет гласить: к Богу!» (ibid.).