Тот факт, что величайшие умы человечества, заложившие основы современных научных знаний, в большинстве своём, были людьми верующими, всегда доставлял воинствующим атеистам определённые неудобства: на фоне этого заявления типа «верят только отсталые и малообразованные люди», «наука и религия несовместимы», «учёным может быть только атеист» и т.п. звучат достаточно нелепо и выставляют делающих оные в весьма невыгодном свете. Попадаются, конечно, отдельные экземпляры, которые берут на себя смелость утверждать, что все верующие, кем бы они ни были — идиоты (недавно как раз с таким общался: ненависть к христианству и христианам у него просто зашкаливала), но таковые — редкость даже в атеистической среде. Приходится выкручиваться и сей феномен как-то объяснять. И вот недавно столкнулся, причём неоднократно, с весьма оригинальным «объяснением»: дескать, они вынуждены были притворяться верующими (ну, приблизительно как в СССР многие вступали в партию), чтобы не попасть на костёр Инквизиции, и жертвовали своими, несомненно атеистическими, убеждениями (конечно, как учёные, они же в душе не могли не быть атеистами!) ради науки!
Только вот подобная трактовка оказывается ни чем иным, как очередной атеистической глупостью. Притворяться не было никакой нужды: «свободомыслие» было уже достаточно модным: особенно в аристократических кругах Европы: «Вольнодумство в различных формах (материализма, скептицизма, деизма, атеизма, религиозного индифферентизма) пустило глубокие корни в духовной жизни общества XVII в. и было продолжением процесса секуляризации европейской культуры, начавшегося еще в эпоху Возрождения. В одном только Париже М. Мерсенн насчитывал 50 тысяч безбожников, что по тем временам было немало. Паскаль говорит даже о "моде на неверие". В светских салонах стало неприличным выдавать себя за верующего в Бога. Вольнодумцы разных мастей не без гордости заявляют о "свержении ига" религии и церкви» (Г.Стрельцова. Паскаль и европейская культура).
Напомню, что речь здесь идёт о католической Франции, где, якобы, должна была свирепствовать Инквизиция. Что же тогда говорить о протестантских странах — таких, как Англия?
Ни Паскалю, ни Бойлю, ни Лейбницу, ни Эйлеру ничто не мешало быть «вольнодумцами», такими, как были Вольтер, Дидро, Руссо или Гольбах. Более того, в какой-то степени это было даже выгоднее — учитывая настроения того времени. И уж никто не заставлял их заниматься богословием и писать труды в защиту христианской веры от этих самых вольнодумцев или учить древние языки для того, чтобы читать Библию в оригинале, как это делал Бойль. И уж тем более нечего было опасаться ни Фарадею, ни Максвеллу, жившим в XIX в. и совмещавшим свою научную деятельность со служением в качестве старейшин своих церквей. Или они это делали тоже из страха перед Инквизицией?
Только вот подобная трактовка оказывается ни чем иным, как очередной атеистической глупостью. Притворяться не было никакой нужды: «свободомыслие» было уже достаточно модным: особенно в аристократических кругах Европы: «Вольнодумство в различных формах (материализма, скептицизма, деизма, атеизма, религиозного индифферентизма) пустило глубокие корни в духовной жизни общества XVII в. и было продолжением процесса секуляризации европейской культуры, начавшегося еще в эпоху Возрождения. В одном только Париже М. Мерсенн насчитывал 50 тысяч безбожников, что по тем временам было немало. Паскаль говорит даже о "моде на неверие". В светских салонах стало неприличным выдавать себя за верующего в Бога. Вольнодумцы разных мастей не без гордости заявляют о "свержении ига" религии и церкви» (Г.Стрельцова. Паскаль и европейская культура).
Напомню, что речь здесь идёт о католической Франции, где, якобы, должна была свирепствовать Инквизиция. Что же тогда говорить о протестантских странах — таких, как Англия?
Ни Паскалю, ни Бойлю, ни Лейбницу, ни Эйлеру ничто не мешало быть «вольнодумцами», такими, как были Вольтер, Дидро, Руссо или Гольбах. Более того, в какой-то степени это было даже выгоднее — учитывая настроения того времени. И уж никто не заставлял их заниматься богословием и писать труды в защиту христианской веры от этих самых вольнодумцев или учить древние языки для того, чтобы читать Библию в оригинале, как это делал Бойль. И уж тем более нечего было опасаться ни Фарадею, ни Максвеллу, жившим в XIX в. и совмещавшим свою научную деятельность со служением в качестве старейшин своих церквей. Или они это делали тоже из страха перед Инквизицией?
